Что ждет студентов журфака после окончания ВУЗа? Что, кроме диплома, необходимо для работы журналистов? Какие требования предъявляет профессия? Какие компетенции необходимы журналисту сегодня? Как развиваться молодому журналисту в Беларуси, если нет опыта и есть пары в университете? Об этом и не только поговорили на медиатоке.
Кто говорил: сооснователь кыргызского издания Kloop Бектур Искендер, главный редактор газеты “Комсомольская правда в Беларуси” Андрей Левковский, исследователь медиа, руководитель курсов по медиаграмотности в ECLAB Алексей Криволап, журналист, профессор ЕГУ Эдуард Мельников, политический обозреватель TUT.BY Артём Шрайбман, блогер и главный редактор проекта «Имена» Денис Блищ, редактор БелаПАН Руслан Батенков, медиатренер и основательница Пресс-клуба Юлия Слуцкая. Сомодератором Аллы Шарко (ведущей медиатоков) была Анастасия Бойко, журналистка Еврорадио, студентка факультета журналистики БГУ.
Бектур Искендер: Меня трижды исключали из двух разных университетов, так что диплома журналиста у меня нет. Поэтому было бы странно, если бы мы требовали диплом, когда брали людей в редакцию. Насколько я помню, ни у кого из наших сотрудников нет диплома журфака. У кого-то есть дипломы других факультетов, у кого-то их нет вообще. У нашего главного редактора нет образования. Мы смотрим на другие факторы, например, опыт. Или же сами взращиваем молодых людей в своей школе журналистики.
Бектур Искендер
Андрей Левковский: Нужно обозначить, о каких дипломах мы говорим. Если о дипломах журналиста, то в «Комсомольской правде» они есть не у всех. Если говорим о высшем образовании, то у всех. Журналист должен быть грамотным и образованным. Журфак – это, скорее, о нашей молодой генерации сотрудников, у большинства есть диплом журналиста.
Денис Блищ: Не знаю, у кого какие дипломы в редакции, никогда особо этим не интересовался. Спрашиваю, есть ли он, когда беру на работу – его наличие говорит о том, что человек решил задачу, хотя бы закончил университет, что не так-то и просто, даже если это журфак. Диплом говорит о целеустремлённости и умении завершать начатое. Журфак, как и любой другой факультет, даёт определённую оффлайновую сеть. Человек обрастает полезными связями, а это важно в нашей профессии. На Onliner (Блищ был главным редактором Onliner с 2008 до 2015. – ПК) у большинства были дипломы журфака. Тогда мы не брали практикантов и почти не сотрудничали с внештатниками. Такие ресурсы, как Onliner, — это конвейер, который не может остановиться, если что-то пойдёт не так. Внештатники и практиканты — факторы риска.
Руслан Батенков: В БелаПАН мы на это не смотрим. Я, например, закончил иняз, что не мешает мне уже 29 год быть в профессии. Главное, может человек писать или нет, обучаем ли он. Бывает, что выпускник журфака ничего не может, необучаем. А бывает, что у людей образование совсем экзотическое, но они работают.
Юлия Слуцкая: Мне кажется, лучшие журналисты получались из тех, у кого было хорошее базовое образование, но, простите, чаще всего это был не журфак. Это экономисты, политологи, например.
Эдуард Мельников: Сейчас медиа изменяются так стремительно, что действительно размывается всё. Например, моё журфаковское образование давно превратилось в пыль. Если бы я не начал учиться каждый день сам по себе, я бы давно уже был на свалке истории. Чем хорошо базовое университетское журналистское образование? Тем, чтобы вы не перепутали в тексте голливудского Рембо с французским поэтом Артюром Рембо как минимум. База должна быть! Журфак великолепен тем, что даёт классическое университетское филологическое образование.
Артём Шрайбман: Я не учился на журфаке, но все, кто учился и знал, что я сюда приду, просили покритиковать журфак. Но коллеги за меня это уже сделали. У нас на TUT.BY чуть меньше половины редакции имеют журфаковское образование. И я не могу сказать, где какая половина, потому что они ничем не отличаются. Журфак не даёт практикующему журналисту никакой добавленной стоимости. Я уверен, что на журфаке есть очень много бонусов, которые даёт этот университет. К примеру, сеть контактов, гуманитарное образование, литературная грамотность. Но другие университеты тоже дают сеть контактов. Если ты пишешь работы сам, то дают и минимальное представление о грамотности. В отличие от журфака, они дают ещё и углубленные знания в какой-то конкретной области. Поэтому мне сложно понять, чем руководствуется человек, выбирая журфак, если он хочет пойти в журналистику и заниматься конкретной темой.
Эдуард Мельников (слева) и Артём Шрайбман
Денис Блищ: Думаю, что это огромный риск. Конечно, многое зависит от человека. Да, нужно чему-то учить. Вчерашний студент многого не умеет, даже если он где-то успешно практиковался во время учёбы. Придётся потратить время на объяснение каких-то вещей.
Андрей Левковский: Мы, в отличие от некоторых СМИ, на практику всегда берём с удовольствием. Бывали годы, когда журфак отправлял к нам по 25 человек. Это всё не страшно: приходит 25, через два дня их становится десять. В итоге остаются два-три человека, которые постоянно приходят, постоянно что-то делают, дергают редакторов, за которыми их закрепили. Все, кто попал к нам после журфака, — это люди, которые практиковались у нас много лет. Без практики в реальных редакциях невозможно стать журналистом, никакого образования не хватит
Юлия Слуцкая: Из-за того, что наш медиарынок не слишком развит, у нас не так много редакций, которые пропускают через себя стажёров. Не потому что не хотят —чаще всего не имеют ресурсов. Редакций, где можно пройти журналистскую школу, можно пересчитать на пальцах.
Бектур Искендер: Всё началось с того, что я сам начал заниматься журналистикой в довольно раннем возрасте. На журфак идут скорее ради диплома, ради корочки, чем ради того, чтобы журналистами стать. Мне повезло, что в 11-ом классе начал ходить в студию, где мы делали настоящую телепередачу, которая выходила на настоящем канале. Одно время СNN с нами сотрудничал, привозил к нам тренеров. Мы работали с теми, кто выпускал настоящий контент, и сами выпускали настоящий контент. В 17 лет я поступил в лучший университет, который есть в Кыргызстане. Но мне было, с чем сравнивать. В студии мы занимались реальным делом, нарабатывали практику и связи. Университет этого не давал.
Алексей Криволап: Мне падаецца, што мы тут блытаем дзве вельмі важныя рэчы, якія ўсё ж такі адрозніваюцца — гэта адукацыя і трэнінгі. Калі мы кажам пра журналістыку як рамяство, як выключна практыку, то, безумоўна, можам прайсці праз колькі заўгодна трэнінгаў, воркшопаў, семінараў. І тады чалавек атрымае навыкі, як выкарыстоўваць, напрыклад, камеру, Betacam, VHS ды іншыя больш сучасныя рэчы. Але калі мы кажам, што адукацыя — гэта нешта іншае, гэта не проста калі мы можам узяць і зрабіць канкрэтную рэч.
Алексей Криволап
Алексей Криволап: У 90-ыя была такая праблема, калі журналістаў выкарыстоўвалі ў якасці так званых зліўных бачкоў. То бок калі вам было неабходна змясціць нейкі кампрамат ці чорны піяр, то вы аддавалі правільнаму чалавеку нейкую сенсацыйную відэакасету ці што-небудзь іншае, і, адпаведна, з’яўляліся журналістскія расследванні. На сённяшні момант гэтая праблема перакачавала ў Telegram-каналы. Гэта значная праблема для журналістыкі, звязаная з даверам. Мы разважаем зараз пра якасць, пра навыкі журналістаў, але пытанне ў тым, што аўдыторыя мусіць давяраць таму, што мы ім прапаноўваем.
Денис Блищ: Я думаю, самый простой способ обнаружить фейк — поискать фото или видео описываемого события. Сейчас у каждого в кармане лежит телефон с камерой, которая снимает лучше, чем 20 лет назад снимали профессиональные камеры. Когда говорят о распятом мальчике в Славянске на площади и нет фотографий распятого мальчика, то понятно, что и мальчика нет. Если говорить про анонимные Telegram-каналы, которые рассказывают чудесные факты о встречах каких-то тайных правителей мира, то к этому надо относиться просто как к глупости. Очевидно, что если площадка начала зарабатывать такой имидж, то это неспроста. По умолчанию нужно ко всем анонимным Telegram-каналам относиться со скепсисом. Как минимум, не доверять с первого раза всему написанному. Иногда очевидно по стилю, что канал типа “Незыгарь”, особенно в последнее время, ведёт школьник между уроками. Видно, что это человек с очень маленьким жизненным опытом. Чаще всего очевидно, где фейк, а где нет.
Денис Блищ
Артём Шрайбман: Сегодня и фотографиям не всегда можно доверять, особенно если это фото не какого-то конкретного уникального события, к примеру, протеста или войны. Давнее фото может быть выдано за современное, фото одной войны может быть выдано за фото другой войны. В Венесуэле недавно очень активно ходили фотографии позапрошлогодних протестов. И все их твиттили, постили, в том числе и у меня в ленте. Сейчас на Западе научились делать и дипфейк видео. Машины уже научились воспроизводить такой же голос, как и у человека. Нужно очень долго присматриваться, чтобы понять, что это манипуляция. Дальше эти технологии будут становиться ещё лучше, можно будет с их помощью «заставить» любого политика сказать на видео всё, что угодно. И просто беглым взглядом мы это не отличим. Я думаю, что есть базовая черта, которая должна быть присуща любому журналисту, что-то вроде профессиональной гигиены: вообще не верить практически ничему и исходить из того, что всё вокруг неправда. И ты должен найти причину, почему ты доверяешь этой информации. Дальше каждый человек, каждый журналист, каждое СМИ выстраивает у себя в голове некую иерархию репутации источников. И ты понимаешь, что Lifenews врал примерно с периодичностью раз в неделю, понимаешь, что БелаПАН, во всяком случае на моей памяти, не врал никогда. Соответственно это достоверный источник.
Первый фактор, по которому можно понять, что в журналистику лучше не идти, — это излишняя неискоренимая доверчивость. Если верите всему, что говорят, то подумайте о смене профессии.
Бектур Искендер: Я думаю, страх есть всегда, когда работаешь с начинающими журналистами. Мы изначально не стремились к просмотрам как к главному индикатору успеха и могли себе позволить дольше работать над меньшим количеством материалов. Качество материалов было для нас приоритетом. Сейчас штат у нас вырос, мы стали придерживаться темпа и других СМИ, но не в ущерб качеству.
Артём Шрайбман: Надо как можно раньше идти работать. Это базовый фактор, который потом будет отличать вас от ваших конкурентов на рынке труда. Это то, чего от вас будут ждать редакторы. Месяц опыта ценнее года на журфаке.
Денис Блищ: Когда журналист устраивается на работу, я обычно спрашиваю, в каких изданиях он публиковался. Если среди этого списка нет серьёзных имен, то сразу возникает вопрос почему. Если нет публикаций в больших изданиях, то это признак того, что человек не очень целеустремлен.
Андрей Левковский: Если есть желание, то приходите к нам — поможем, научим, наставим.
Бектур Искендер: Я бы не стал недооценивать возможность самим что-то начинать. Есть много бесплатных площадок, на которых можно начать. Вы можете поэкспериментировать со своим Youtube-каналом, замутить своё СМИ в Instagram.
Медиаток прошёл в рамках проекта Media IQ. Проект реализуется Пресс-клубом в партнерстве с ГО «Детектор медиа» (Украина) при содействии Международной некоммерческой организации Pact и при поддержке Агентства США по международному развитию (USAID).
Анастаcия Бойко для Пресс-клуба
Фото: Пётр Слуцкий
Кожны тыдзень атрымлівай на пошту: якасныя магчымасці (гранты, вакансіі, конкурсы, стыпендыі), анонсы івэнтаў (лекцыі, дыскусіі, прэзентацыі, прэс-канферэнцыі) і карысны кантэнт
