Проект «Пресса под прессом» – о том, что происходило и происходит с независимыми медиа и журналистами в Беларуси с августа 2020 года. Мы собираем свидетельства и истории.
11 августа журналиста гродненского портала Hrodna.life Руслана Кулевича задержали вместе с женой с применением силы. Руслана избили, присудили семь суток в изоляторе. Но спустя полтора суток неожиданно отпустили. После этого корреспондент провёл в больнице пять дней: у него обнаружили черепно-мозговую травму, закрытые переломы обеих кистей. Кроме этого, Руслан и его семья столкнулись с травлей: им писали и звонили незнакомые люди и угрожали…
Прошло уже полтора месяца после всех этих событий, после 9 августа (интервью записано в конце сентября 2020-го. – Прим. ред.). Задержали меня 11 августа как журналиста. Было ли это целенаправленно или нет, я не знаю.
Самый сильный удар — то, что нас задержали вместе с женой. Я не ожидал, что меня задержат, и был уверен, что в городе меня знают. Я журналист, который в городе работает и пишет уже лет семь. Две книжки у меня вышли.
Перед задержанием я даже с мэром разговаривал, и он сказал мне: если меня задержат, то он мне поможет выйти без каких-то «суток» и штрафов. Утром я позвонил в пресс-службу МВД и спросил: «Ребята, как работать?». Мне сказали, что ничего плохого, выходи и работай. «Так в Минске стреляют» — «Надевай жилетку, тебя знают, всё окей», — так в пресс-службе сказали.
Только потом я понял, что это, возможно, был сигнал такой для кого-то, чтобы меня взяли. Я до этого старался жилетку не надевать: все и так знают меня, я с фотоаппаратом езжу.
Вечером мы выехали с женой на велосипедах, и нас взяли спустя сорок минут, в магазине автозапчастей. Почему зашли в магазин? Потому что увидели, что едет колонна из автомобилей военная, милицейская техника. Испугались, поэтому зашли в магазин, чтобы не привлекать внимание.
На тот момент я уже был в жилетке. Работники магазина пустили без проблем. Не успели закрыть двери, как влетают люди в масках, кричат матом: «На пол!».
Я не видел, куда жена побежала — магазин автозапчастей большой. Я в какой-то отсек зашёл или за прилавок, не помню. И всё: на меня летит с дубинкой в маске человек. Я даже не знаю: обычная ли это милиция или ОМОН. Я не успел посмотреть штаны. Я отличал их по штанам.
Я кричу: «Я журналист! Не трогайте меня! Я журналист!». Он кричит: «Фамилия!» — «Кулевич». «Вот ты и попался! На землю, на землю!» — я вроде бы лёг. Потом он начал махать дубинкой. Я руками прикрывал голову. Он ударил меня по рукам, по спине. В тот момент я слышал крик жены. Я не знал, что с ней. Кричал, чтобы её не трогали.
Нас вместе вывели из магазина. И был сотрудник магазина. В тот момент больше никого не взяли. То есть целенаправленная, наверное, охота была на меня.
Посадили в автозак. Конечно, грубо задержали. И в автозаке сорвали с меня сумку, а телефон был в кармане. Я успел позвонить мэру города. Сказал: «Меня задержали! Мечислав Брониславович, спасайте! Вы же знаете, что я журналист, что я для города делаю!». Он мне говорит: «Зачем ты туда пошёл?».
Потом уже всем говорил, что это не в его компетенции. То есть он не руководит милицией. Он руководит дорогами, постройками. Ну если ты руководитель города, если беспредел такой творится, ты должен был помочь! Тем более, что в городе нас называют «друзьями». Я бы в такой ситуации помог. Приехал бы, посмотрел, в каких условиях ребята находятся в тюрьме, в ИВС, — остановить беспредел. С другой стороны, я понимаю, что он был бессилен. Все приказы были из Минска.
Руслан Кулевич. Фото: Press Club Belarus
Позвонил редактору, сказал, что меня задержали. Позвонил брату. В тот момент, когда один из конвоиров услышал, что я звоню, подлетел, дубинкой дал, забрал телефон.
Меня, жену, двух сотрудников и ещё каких-то людей завезли в РОВД Октябрьского района Гродно. Меня выводили первым. Там кричали: «Помеченного выводи! Помеченного!». Я даже не понимал, что значит «помеченный». Кто такие «помеченные»? Я подумал: помеченные — значит, журналисты. Помню, что в два ряда выстроились сотрудники и меня начинают вытягивать. Очень страшно было. Я не знал, что будет.
Самое страшное было, что закопают где-нибудь, что никто не узнает где.
Провели меня через этот ряд. Я уже не помню, били они меня или нет. Смеялись, издевались, что журналиста поймали. Смеялись, что «вот, фотографировать больше не будешь», начали ноги крутить, ласточку какую-то делать. Я кричу: «Ребята, я журналист! Успокойтесь!». Про жену кричал, чтобы её не трогали.
Потом нас всех разделили. Меня завели в какой-то… отстойник или как он там называется. Для прогулок заключённых. Поставили. Я сказал, что не буду стоять, у меня нога болит. На тот момент, после растяжки, что они там делали, у меня нога заболела. В знак протеста я сел. Мне уже было принципиально. Мне никто из них ни слова не сказал. Я видел, как ребят привозили, ставили к стенке – руки вверх, ноги на ширине плеч. И говорю: «Ребята, садитесь. Ничего они с нами не сделают. Нас не убьют. Всё будет хорошо».
Через пять минут меня вывели и завели в какой-то бокс. Там они сортировали вещи: где чьи, подписывали и в пакетик с фамилией клали. Я увидел свои вещи, вещи жены.
Мне они пытались подкинуть балаклаву чёрную и бело-красно-белый флаг. Я говорю: «Ребят, я вижу, что вы делаете». Даже логически: как журналист может идти с флагом и балаклавой на какое-то мероприятие? Я сказал, что всё вижу и они ответят по закону. Потом они отвернулись и мне сказали тоже отвернуться.
В итоге по выходу мне дали эту балаклаву, когда уже освободили, и бело-красно-белый флаг. Я говорю: «Это не моё, вы подкинули мне это!». На выходе я им это и отдал.
Потом меня повели на допрос через какой-то двор. Во дворе сотрудников 30. Все в масках. Пару человек без масок. Такие все крутые — в чёрных майках, крутят дубинками. Я сказал, что идти не могу, чтобы мне помогли дойти, – и лёг на землю. Они начали смеяться. Человека два-три вышли из этой всей смеющейся братии, взяли меня под руки и потянули. Один был в маске, другой — без маски. Добрые лица. Не знаю, кто это, но они меня повели.
Я не ожидал, что будут так издеваться. Я думал, раз журналист, то будут нормально относиться, как к интеллигенту.
Меня завели на третий этаж. Там я общался со следователем. Он тоже сначала неуважительно, матами говорил. Капитан, фамилию не помню. Потом я говорю: «Взгляните на мои вещи». Открыл мои документы. Там лежала международная пресс-карта, удостоверение и бумажка «в случае задержания позвоните мэру города» и номер мобильного мэра. Он вышел. Пообщался с кем-то. Тогда его отношение немножко поменялось. Пришёл ещё один человек в маске. Тоже сначала с матами: «Так, быстро ноги раздвинул!». Кто-то ему сказал: «Это журналист». Меня не раздевали, как других, полностью.
Составили протокол, сказали, что я участвовал в несанкционированном массовом мероприятии. Как я мог участвовать? Говорит: «Подписывайте». Я говорю: «Подписывать не буду». Ну ладно, не будешь, так не будешь. Повели через коридор в изолятор.
Пока вели, тоже все смеялись. Помню, проходит один, дубинкой крутит, вроде бы он омоновец: «Ну что, попался? Больше не будешь фотографировать!». Я говорю: «Я журналист. Я выполнял свою работу». Посмеялись и повели меня. Завели в камеру. Там был парень. Его возле магазина взяли, выходил из магазина, с рыбалки, рыба лежала в машине. Пиво купил. Потом ещё двух парней, строителя и инженера. Просто люди шли домой.
До такой степени был беспредел, что они брали случайных прохожих.
Я не знал, что с женой. Оказывается, её отпустили ночью по состоянию здоровья: ей плохо стало.
На следующий день вечером был суд. Пришёл судья. Я уже раньше его видел, он судил ребят по политическим мотивам ещё до выборов. Он мне начинает сразу приговор выносить, я говорю: «Нет. Я журналист. Позвоните мэру. Позвоните в пресс-службу МВД». Он вышел. Пришла какая-то женщина, снимала на телефон. Сказала представиться. Я говорю: «Журналист Руслан Кулевич. Позвоните в пресс-службу МВД. Они меня знают».
Она позвонила. Ей там сказали, что «он фактически не журналист». Фактически! Как это? Меня приглашал на пресс-конференцию начальник РУВД, который давал комментарии по всем событиям. Даже когда Шуневич, бывший министр, приезжал в Гродно на открытие здание новой милиции, они меня пригласили. Молодые пацаны там сидят, с которыми я даже мог пиво попить. Нормальные ребята. Журналисты, только в погонах.
Судья вышел куда-то. Проверять мои документы, у меня было много аккредитаций с футбольных и хоккейных матчей. Я предполагал, что меня задержат, поэтому взял всё, что у меня было.
Он приходит очередной раз и говорит: «Ну, Руслан Вячеславович, я плохой судья. Так и напишите в своих мемуарах. Семь суток ареста вам. Приводите свои документы в порядок».
Я попросил позвонить брату, чтобы узнать, что с женой, чтобы маме сказал. Его секретарша записала номер, позвонила, как я понял.
Спустя месяц родственник этого судьи написал мне: «Тебя кто судил? Этого судью сейчас в списки карателей внесли. Можешь повлиять, чтобы его убрали?». А я вообще не знаю, кто его туда внёс. Я вообще об этом списке не слышал. Но если он приехал судить конвейер, значит он причастен. Я не знаю, кто его внёс в список карателей. Я никого не просил.
Когда-нибудь я его просто встречу и посмотрю ему в глаза. Я думаю, что он уже сам осознаёт, что сделал.
Руслан Кулевич. Фото: Press Club Belarus
Дал мне семь суток ареста.
В камере сидели трое ребят: кузнец – народный мастер, сотрудник МЧС и ещё какой-то парень, которого на велосипеде взяли. Всех – за гражданскую позицию.
Разговорились, как-то стало на душе легче.
Эти двое суток нас не кормили. На досках спали. На нарах, без матрасов, без постели. Пили воду только. Думали, ну ладно, семь суток продержимся.
В обед третьего дня открылась «кормушка»: «Вам передача». Передача от жены: моя одежда, сладости, книга моя. Я ей заранее сказал, если меня задержат, передай мне мою книгу. Мужикам в камере делал презентацию. Они говорили, что это лучшая презентация, на которой они были.
Сел и расплакался. Наверное, от счастья, что узнал, что с женой всё в порядке. Она до дома добралась, значит, всё спокойно. Я уже могу семь суток спокойно сидеть. Хотя была чуйка, что семь суток так просто не пройдут. Потом могут ещё что-то приписать. В камере утешали себя: «Не сидел — не беларус!».
После того как получили передачки, когда нас покормили, стало веселей как-то. Общались, играли «в города». Настроились сидеть семь суток. Потом мой адвокат приехала и спросила, буду ли я подавать на обжалование или ещё что-то. Я ответил, что не могу писать, болит рука. Даже не рука, а руки. Потому что левой тоже не мог ничего делать. Адвокат за меня написала заявление в ИВС – обжалование.
Ужин принесли. Потом резко пришли и сказали: «Собирайте вещи, поедете». Кто? Куда поедете? Думали, что в Волковыск повезут, куда-нибудь в колонию туда. Мы спросили: «Куда нас?». В ответ услышали: «Наверное, домой поедете». Мы не понимали, что происходит. Нам выдали личные вещи, сказали за что-то расписаться, вроде бы за питание. И вывели.
Всё. Идите, куда хотите. Это было странно. Я подхожу к прохожему, говорю: «Дайте, пожалуйста, пять рублей на такси, денег нет у меня. Я вам потом отдам». Он говорит: «Я вас знаю, Руслан. Всё нормально. Вот вам деньги». Я забыл у него попросить позвонить.
Подхожу к другому человеку на улице, говорю: «Дайте, пожалуйста, позвонить». А у меня обувь без шнурков, грязный. Она сначала прошла мимо, потом возвращается: «Вы извините. Я вас знаю. Конечно, звоните, куда хотите». Мы вызвали такси. Я доехал домой.
Через 15 минут приезжает мой коллега снимать, мол, нашего журналиста Руслана Кулевича отпустили — свежее интервью. В тот момент убежала наша собака. Я эту собаку и держал на руках.
Это потом стало тем моментом, что пропагандисты стали использовать против меня.
Они скриншот сделали с видео: вот, он собаку держит, какие у него поломанные руки? Но они не показали дальше, что на видео я показываю опухшие руки.
Поднимаю майку и показываю удары дубинок. Это не показали. Да, я мог писать. Но руки были сломаны в кистях, закрытые переломы.
Утром мы поехали делать снимки и снимать побои.
Снимки показали, что руки перебиты. Нужно гипсы накладывать. Отсканировали голову. Лёгкая черепно-мозговая травма. Сказали на госпитализацию, потому что я был в очень стрессовом состоянии.
Меня положили на пять дней.
Там, в больнице, начал вести рубрику «Больница-News». Снимал пострадавших. Там был басист из группы DZIЕCIUKI. Его побили в первый день. Ребята-айтишники, которых побили числа 10-го – 11-го.
Помню, как мы смотрели прямую трансляцию, когда 50 000 человек в Гродно выходили. Как на площади мэр города отчитывался. Как у начальника РУВД спрашивали про меня на заводе рабочие «Азота». Чувствовалась гордость за людей, потому что они солидарны. В один момент мне позвонили в больницу — на площади несколько десятков тысяч человек. Они поставили мне микрофон, и я из больницы благодарил людей за поддержку и сожалел, что сейчас не с ними, что без фотоаппарата и лежу в больнице.
После моей выписки из больницы начали заниматься здоровьем жены – у неё начались осложнения. В один день, когда я сидел в больнице и ждал жену, мне начали поступать сообщения и звонки в WhatsApp, Telegram, Instagram, Facebook, Viber. Я не понял, что произошло.
Мне писали: «Гасись! Тебя хотят задержать! Уезжай!». Ну что это? Фейк? Потом мне прислали скриншот, что в Telegram все мои данные, данные жены, адреса. Начали домой звонить, маме. Я не был готов к этому, меня затрясло. Я беспокоился за себя и свою семью.
Информацию опубликовали в Telegram-канале «Жёлтые сливы». Я думаю, что этот канал пресс-служба МВД или КГБ ведёт, только у них могли быть такие данные.
Мы уехали в деревню. Спустя несколько дней мне позвонили и сказали, что меня показали по ОНТ: то же самое, что опубликовано в этих «Сливах». Силовики начали давать информацию на телевидении. Через какое-то время опять начали звонить, писать, говорить, что по телеку показали. В этот раз уже на БТ.
Руслан Кулевич. Фото: Press Club Belarus
Так продолжалось месяц. Показывали, что-то писали. Я никому не отвечал. Молчал, можно сказать, до конца августа. Продолжал писать, работать. Но разные угрозы сыпались.
Начали звонить домой, звать жену, чтобы она грудь показала за донаты. Начали её страницу в Instagram мониторить. Это, наверное, самое страшное. Давление со всех сторон.
Сейчас они могут любого человека задержать и потом уже дело придумать, обыск провести или ещё что-то. Мы не защищены сейчас вообще никак.
Законы не работают в стране. Адвокаты не могут защищать, потому что их тоже садят. Идёт война. Война против своего народа.
Милиция не хочет понять, что люди, которые выходят, они с мирными намерениями. Журналисты хотят показать правду. Они готовы освещать и ту сторону. Вы обратитесь, расскажите. Я писал некоторым омоновцам, предлагал им, чтобы они рассказали свою историю, про давление на них. Чтобы не думали, что журналисты показывают одну сторону. Я готов был и вторую сторону показать. Они говорят: «Ой, нас и так считают преступниками. Нечего уже рассказывать». Никто пока не обратился.
Если раньше они меня приглашали на разные пресс-конференции, здоровались за руку, то сейчас – нет. И никаких комментариев. Ничего.
Я даже не знаю, поздороваюсь ли с мэром. В пресс-службу МВД больше не звоню.
Независимые журналисты стали, наверное, врагами. Врагами государства. Настоящие журналисты, которые полностью отдаются работе.
Как-то командир ОМОНа сказал мне: «Иди пиши свои книжки!». Я ответил: «Я бы с удовольствием писал книжки, если бы не эта ситуация в стране».
Я хочу дальше писать книги. Буду ли я писать про события, которые сейчас происходят, — не знаю. Наверное, не я один это должен делать. Редакция Hrodna.life, которая может выпустить эту книгу про события.
Сейчас многие журналисты не могут работать спокойно. Я боюсь потерять людей, проводников, информаторов довоенного периода. Я хотел выпустить третью книгу по их воспоминаниям. Сейчас я не могу к ним приехать.
Многие события похожи, те же 1930-е годы. Репрессии, интеллигенция. Или тридцать девятый год. Гродненцы защищали город от вхождения Советов, коммунистов. Оборона была, когда молодёжь шла на защиту города.
Я чувствую что-то похожее было 9-10 августа. Люди мирно выходили на защиту города, а в них стреляли. И как раз события происходили в тех же местах: центр города, улочки, мост старый.
Всё это, как и 80 лет назад.
Обидно, что из-за всех этих событий, я могу потерять людей, которым по 90-95 лет. Которые ещё могут рассказать про те моменты исторические, о которых они не говорили никому в жизни. Их воспоминания…
Они родились в нашем городе, которые пережили приход коммунистов в 1939 году, смену власти, первые Советы, немцев, вторые Советы, становление независимой Беларуси. Им есть с чем сравнить. Мы сейчас должны к ним обращаться и прислушиваться, потому что они пережили всё это. Столько этих периодов, столько оккупаций…
Пресс-клуб
Марина Золотова: «В эту профессию мы шли именно потому, что не сдаёмся вот так просто»
Вадим Замировский: «С такой скоростью я падал только на дно окопа в зоне боевых действий»
Иосиф Середич: «Сегодня нашу газету издаёт народ»
Егор Мартинович: «Давайте сделаем вид, что этой истории не было»
Наталья Лубневская: «На рану решилась посмотреть только через неделю»
Иван Муравьёв: «Человека заставляли подпрыгивать и кричать “я люблю ОМОН”»
Кожны тыдзень атрымлівай на пошту: якасныя магчымасці (гранты, вакансіі, конкурсы, стыпендыі), анонсы івэнтаў (лекцыі, дыскусіі, прэзентацыі, прэс-канферэнцыі) і карысны кантэнт
