«Мы вытащим Катю, держись». Интервью с мужем палітвязынкі Катерины Бахваловой (Андреевой)

Иллюстрация: Анна Татур / politvyazynka

«Палітвязынкі» поговорили с мужем Кати – журналистом Игорем Ильяшом. Это получилось очень личное интервью о том, каково это – ждать любимого человека из тюрьмы. Пресс-клуб Беларусь перепечатывает этот разговор.

– Что Катя просила привезти ей на длительное свидание?

– Несколько платьев, косметика, красивое белье, различные вкусняшки, стихи Бродского и журналы «Наша гісторыя». В общем, все то, что должно воссоздать ощущение нормальной жизни.

– Говорят, что длительное свидание выглядит точно также, как и жизнь до этого.

– Отчасти да. Мы во время длительного свидания очень быстро освоились. Я приготовил ужин, свое фирменное блюдо – тортилья с овощами и курицей. В какой-то момент создалась такая идиллическая обстановка, что подумалось: пускай бы нас даже в этой крохотной комнатушке перенесли куда-нибудь подальше от людей, от этого окружающего мрака, и больше нам ничего не будет нужно – лишь бы быть вдвоем.

– Каково это – обнять любимого человека после стольких дней разлуки?

– На самом деле, это очень деликатный момент с психологической точки зрения. Человек, который находится в тюрьме, практически полностью лишен положительных тактильных контактов. Для заключенного тактильный контакт обычно связан с чем-то плохим, с угрозой, возможно даже болью. Поэтому когда мы встретились во время длительного свидания в августе 2021 года, Катя первые полчаса не могла привыкнуть к моим объятиям – это невольно вызывало у нее страх, она закрывалась, зажималась. Мы это быстро преодолели, но тем не менее: обнять любимого человека после длительной разлуки – это прежде всего процесс привыкания.

– Катя сильно изменилась? Вопрос не про физическое состояние, а моральное.

– Безусловно, ощущается огромная моральная усталость, измотанность – она сама это признает и это также заметно по письмам. Если говорить о каких-то более глубоких внутренних изменениях, то сейчас сложно об этом судить – это станет ясно только, когда мы окажемся вместе на свободе. Катя считает, что сильно изменилась. Она недавно прочла в колонии роман Альбера Камю «Чума» – говорит, теперь это ее любимая книга, она очень созвучна ее мироощущению в данный момент. Так вот больше всего Катю тронула финальная сцена, где описывается отступление эпидемии и прибытие поезда с близкими: в объятия одного из героев бросается жена и он еще не понимает, тот ли это человек, которого он знал, или он «видит перед собой незнакомку». Катя немножко боится, что в итоге после всего пережитого покажется близким какой-то незнакомкой. Но я уверен, что в самом главном Катя точно не изменилась. Какой бы след не оставила тюрьма, это всё можно постепенно преодолеть – любовью, нежностью, заботой. И мы это все преодолеем.

– Катя писала, что сделает все, чтобы тюрьма не проникала в ее. Как думаешь, что она имела в виду?

– Катя говорила о том, что в лагере зачастую человеческие ценности меняются до неузнаваемости. И очень важно не впускать этот уродливый мир в себя, не принимать эти правила игры. В одном из писем, летом 2021-го, она написала: «Я твёрдо знаю, что правильное настоящее – там, а не здесь. И еще внутри меня. И порядочности, тепла, сострадания не вытравить из моей души никакими сроками. Никогда я не стану жить по принципу «не верь, не бойся, не проси», я человек с «открытым забралом» не смогу искать мелочной выгоды, плести интриги, льстить верхнему звену пищевой цепочки и клевать нижнее».

– Говорят, что когда у человека любимый или любимая попадают в тюрьму, человек автоматически замыкается и находится в своем кругу. Это так?

– Да, всё именно так. Причем хорошо, если хотя бы существует какой-то ближний круг, в котором можно замкнуться. Мы живем в эпоху, когда человеческие судьбы перемалываются тысячами, когда вымывается сама среда, в которой ты прежде жил. Друзья и коллеги, которые составляли твой круг общения, теперь либо в тюрьмах, либо в эмиграции. Поэтому замыкаться зачастую приходится в себе самом и порой из-за этого ты чувствуешь себя каким-то отшельником.

Жить сегодня в Минске – это ходить по мертвому городу, где у тебя практически не осталось знакомых. Когда встретишь вдруг человека из прошлой жизни, то приходишь в искреннее недоумение: «Ой, а ты-то как здесь оказался?»

– Можно ли сказать так, что когда сидит близкий человек, вместе с ним сидит и его семья?

Безусловно, когда в тюрьме сидит близкий человек, – это огромное испытание.

Это своего рода моральная пытка. Но все же не стоит ставить на одну доску опыт политзаключенных и их близких. Тем, кто находится за решеткой, неизмеримо тяжелей. Хотя бы только потому, что они вынуждены 24 часа без перерыва находится в предельно враждебной среде.

Тем, кто остался на воле, куда проще. Сегодня родственники политзаключенных в Беларуси – не изгои, а совсем наоборот. Например, близкие Кати регулярно сталкиваются с тем, что совершенно незнакомые люди – в магазине, парикмахерской или поликлинике – выражают им свою солидарность, говорят слова поддержки, пытаются поддержать. Ко мне тоже регулярно подходят люди на улице, чтобы пожать руку и сказать, что очень переживают за Катю. А политзаключенные лишены этих проявлений человечности и солидарности.

– Расскажи, что Катя любит, кроме журналистики?

– Катя любит путешествия (но не активные, а созерцательные), книги, музыку и кино. Сидеть на пляже с книжкой, музыкой в наушниках и бокалом вина – наверное, это самый лучший отдых для нас. Катя писала, что после освобождения хочет в первую очередь съездить в Париж – «потому что это город любви, а любовью переполняет до краев» – а затем поехать на побережье Ла-Манша и там валяться на пляже.

– Она просит присылать новости?

– Конечно. Катя очень страдает от информационного голода. Даже стала выписывать «СБ» и даже «Мінскую праўду» – пытается выуживать оттуда какие-то крупицы информации, читать пропаганду как зашифрованное послание.

Летом она писала: «Редко об этом говорю, а мне очень не хватает работы. Самого процесса: часто представляю открытый ноут, белый лист на экране, пальцы касаются клавиатуры… Тоскую по объективу, по микрофону в руке… Я верю, что впереди нас ждут незабываемые события и большие свершения в профессиональном плане, но также я навсегда сохраню в памяти то чувство, с которым мы вскакивали в маршрутку и мчались в какой-нибудь райцентр, открывали двери кабинетов, допоздна сидели за текстом, поднимали бокалы за успех материала. У меня было великолепное начало, даже слегка безумное для 21-22 лет, а продолжение оказалось достойным такого начала».

– Когда освобождали Дашу, было ли тебе грустно?

– Признаться, к этому дню я подходил с легким страхом – думал, буду сильно рефлексировать. Но все прошло гораздо легче, чем я предполагал. Мы поехали встречать Дашу с коллегами, веселой компанией, и я смог отвлечься от тяжелых мыслей. Ну и сама Даша меня подбодрила.

Первые ее слова, когда мы обнялись были такие: «Мы вытащим Катю, держись».

Понятно, что не в силах Даши вытащить кого бы то ни было из тюрьмы, но то, что это было первое, о чем она заговорила после освобождения – ну, это был очень сильный момент. Поэтому эту экзистенциальную дату, 3 сентября, я пережил довольно спокойно. В конце концов, почему должно быть грустно в этот момент? Человек выходит из тюрьмы – это ведь радость. Только так это и надо воспринимать.

– Ты представляешь день ее освобождения?

– Наверное, чем больше проходит времени, тем сложнее представлять этот момент. Но, конечно, мысли об этом появляются часто. Мне почему-то вот какой образ запал. Есть очень трогательный и смешной фильм – «Кролик Джо-Джо». Мы с Катей его смотрели как раз в 2020-м году. Это кино про мальчика и девочка в гитлеровской Германии. Девочка всю войну прячется от нацистов на чердаке и в самом конце, когда наступает мир, она наконец-то вместе с мальчиком может выйти на улицу. Они вместе выходят, оглядываются, видят, что нацистские флаги валяются на земле и победили союзники. Молча смотрят друг на друга и потом, понимая, что они наконец свободны, начинают танцевать прямо на улице. Я написал в одном из писем Кате: почему бы нам тоже так не встретить момент освобождения? Просто начнем танцевать. Катя мою идею поддержала.