Станислав Ивашкевич пропал 9 августа 2020 года. Он освещал события на одном из избирательных участков в Минске. После закрытия участка к зданию подъехал ОМОН. Станислава вместе с четырьмя другими людьми омоновцы рандомно выхватили из толпы и отвели в автозак. Связи с журналистом не было двое суток. Оказалось, его доставили в изолятор на Окрестина.
9 августа, после закрытия избирательного участка, где я освещал происходящее и брал комментарии, к зданию приехал автозак. ОМОН вызвала комиссия в ответ на требование людей допустить наблюдателей к подсчёту голосов. Омоновцы выцепили из толпы пять рандомных человек, в том числе и меня. Я сразу сказал, что я журналист, но меня никто не слушал. Нас отвели в автобус, на руки — стяжки, вещи забрали.
Люди, которых задержали вместе со мной, были совершенно разные: работник Дома культуры, инженер, который работал в Арабских Эмиратах и приехал в Беларусь специально на выборы, двое айтишников, строитель.
Часа четыре мы просто сидели в автобусе, скучали, разговаривали. Нас никто не бил. Было такое впечатление, что мы единственные люди в Минске, которых задержали. Потому что потом, когда нас повезли мимо нашего участка, мы увидели несколько сотен людей, которые митинговали, кричали. Атмосферу я бы назвал даже праздничной.
Только когда поехали через центр, увидели, как бегают омоновцы и солдаты со щитами. Тогда мы поняли, что центр довольно серьёзно оцеплен.
Станислав Ивашкевич
Нас отвезли на Окрестина. Там мы увидели человека, истекающего кровью, который лежал на земле. Возле него — два медика.
Ещё один человек тоже лежал на земле и явно пытался подняться, но не мог. Его даже не трогали. Ударили один раз палкой и начали избивать других. Только на Окрестина мы поняли, что мы не единственные задержанные в городе в тот вечер.
Двое суток мы провели в трёхместной камере. Сначала нас было 13, но потом двоих госпитализировали. У одного были посечены ноги гранатой, второй — просто очень сильно избит.
Нам повезло, потому что задержали нас очень рано, и мы не попали под избиения ОМОНа. Нас сильно не били. Только один раз вывели во двор и побили палками. Но это не идёт ни в какое сравнение с теми историями, которые люди рассказывают.
Один раз за двое суток дали буханку хлеба. Нас было 11 человек, мы не ели двое суток, но никто не доел последний кусок от этой буханки.
Было три кровати, на них спали «вальтом». Плюс лавка и деревянный стол. Итого восемь спальных мест. Каждый, немного поспав, вставал и говорил: «Ну, кто следующий?».
В камере был один азербайджанец, который рассказывал, что очень уважает президента. После избиения во дворике у него спросили: «Ну как, передумал?». Он задумчиво кивал головой.
Делились историями. Ребята рассказывали, что мирно шли, когда ОМОН перегородил им дорогу. Они остановились. ОМОН начал их хватать, тащить в автозак. Людей вокруг это очень разозлило, они стали бросать в автозак камни, заблокировали его машинами. Омоновцы внутри очень испугались, выскочили с помповыми ружьями и начали стрелять в людей в упор.
По словам этих ребят, у одного человека было два проникающих ранения в грудь. Это им рассказали медики, которые его откачивали. Медики требовали, чтобы этого человека отвезли в больницу. Но его отвезли на Окрестина. У одного из парней штанина была красная и стояла колом от крови того человека. В автозаке этих ребят жёстко избивали, но им повезло попасть в нашу камеру, где больше не били.
Напротив была ещё одна камера, шестиместная. В ней было за 40 человек. И они там реально задыхались. Периодически были слышны панические голоса, у них не хватало кислорода.
В нашей камере были только те, кого взяли девятого числа. Вся информация поступала только от охранников. Картинка складывалась очень противоречивая. Такая, что как будто мяч сейчас упадёт, но непонятно, в какую сторону. Приходили и говорили: «Всё, Тихановскую схватили, она во всём призналась. Гы-гы-гы».
Были те, которые рассказывали тихонько что происходит: что продолжаются протесты, что есть убитые, что баррикады, что люди не сдаются. В целом, настроение было даже приподнятое.
Станислав Ивашкевич
11 августа всех повезли на суд. Судья отказалась просматривать видео телефона, где было ясно, что я там работал журналистом и был взят возле избирательного участка возле «Риги», а не на противоположном конце города, как указано в их протоколе.
Протокол, кстати, на руки никто не дал. Судья утверждала, что я шёл и выкрикивал лозунги, участвовал в беспорядках. На просьбу позвать свидетелей судья отвечала, что свидетели слишком заняты.
Но в рамках своей преступной деятельности судья решила проявить немножко гуманности в связи с тем, что у меня есть несовершеннолетний ребёнок, я так понимаю. «Сутки» мне не дали. Отпустили.
Когда меня выводили, подошёл охранник и прошептал: «Скажи, между нами, правда, что вам по 70 рублей платили?».
Вывозили нас в милицейском бусике. Сказали стать на пол на колени и голову опустить ниже уровня окна. Я так понимаю, чтобы волонтёры, которые дежурили возле Окрестина, нас не увидели. Отвезли за пару километров от ИВС и высадили в каком-то дворе. Я встретил человека, который меня узнал по эфирам «Б*лсат», и мне дал рубль на метро. Так я добрался домой.
Условия перепечатки
Мы разрешаем полную или частичную перепечатку наших материалов.
Обязательна активная прямая гиперссылка на страницу-оригинал публикации. Эта ссылка должна размещаться в начале перепечатанного материала, в лиде или первом абзаце.
При перепечатке, полной либо частичной, запрещены любые изменения текстов, заголовков, фотографий (если они авторские).
При перепечатке материалов проекта «Пресса под прессом» мы просим указать, что этот материал взят из проекта Press Club Belarus «Пресса под прессом», где мы собираем свидетельства репрессий против независимых медиа и журналистов в Беларуси.
