11 августа 2020 года Руслана Кулевича задержали с применением силы. Журналиста избили, присудили семь суток в изоляторе. Но спустя полтора суток неожиданно отпустили. После этого корреспондент провёл в больнице пять дней: у него обнаружили черепно-мозговую травму, закрытые переломы обеих кистей. Кроме этого, Руслан и его семья столкнулись с травлей: им писали и звонили незнакомые люди и угрожали…
24 ноября 2020-го Руслану и его жене Татьяне отказали в возбуждении уголовного дела по факту нанесения им телесных повреждений. Ответ из Следственного комитета пришёл один на двоих: оказалось, что уголовное дело не может быть возбуждено «за отсутствием в деянии состава преступления».
Из-за угрозы безопасности Руслан вместе с женой покинули Беларусь.
Прошло уже полтора месяца после всех этих событий, после 9 августа (интервью записано в конце сентября. — Прим. ред.). Задержали меня 11 августа как журналиста. Было ли это целенаправленно или нет, я не знаю.
Самый сильный удар — то, что нас задержали вместе с женой. Я не ожидал, что меня задержат, и был уверен, что в городе меня знают. Я журналист, который в городе работает и пишет уже лет семь. Две книжки у меня вышли.
Перед задержанием я даже с мэром разговаривал, и он сказал мне: если меня задержат, то он мне поможет выйти без каких-то «суток» и штрафов. Утром я позвонил в пресс-службу МВД и спросил: «Ребята, как работать?». Мне сказали, что ничего плохого, выходи и работай. «Так в Минске стреляют» — «Надевай жилетку, тебя знают, всё окей», — так в пресс-службе сказали.
Только потом я понял, что это, возможно, был сигнал такой для кого-то, чтобы меня взяли. Я до этого старался жилетку не надевать: все и так знают меня, я с фотоаппаратом езжу.
Вечером мы выехали с женой на велосипедах, и нас взяли спустя сорок минут, в магазине автозапчастей. Почему зашли в магазин? Потому что увидели, что едет колонна из автомобилей военная, милицейская техника. Испугались, поэтому зашли в магазин, чтобы не привлекать внимание.
На тот момент я уже был в жилетке. Работники магазина пустили без проблем. Не успели закрыть двери, как влетают люди в масках, кричат матом: «На пол!».
Я не видел, куда жена побежала — магазин автозапчастей большой. Я в какой-то отсек зашёл или за прилавок, не помню. И всё: на меня летит с дубинкой в маске человек. Я даже не знаю: обычная ли это милиция или ОМОН. Я не успел посмотреть штаны. Я отличал их по штанам.
Я кричу: «Я журналист! Не трогайте меня! Я журналист!». Он кричит: «Фамилия!» — «Кулевич». «Вот ты и попался! На землю, на землю!» — я вроде бы лёг. Потом он начал махать дубинкой. Я руками прикрывал голову. Он ударил меня по рукам, по спине. В тот момент я слышал крик жены. Я не знал, что с ней. Кричал, чтобы её не трогали. Нас вместе вывели из магазина. И был сотрудник магазина. В тот момент больше никого не взяли. То есть целенаправленная, наверное, охота была на меня.
Посадили в автозак. Конечно, грубо задержали. И в автозаке сорвали с меня сумку, а телефон был в кармане. Я успел позвонить мэру города. Сказал: «Меня задержали! Мечислав Брониславович, спасайте! Вы же знаете, что я журналист, что я для города делаю!». Он мне говорит: «Зачем ты туда пошёл?».
Потом уже всем говорил, что это не в его компетенции. То есть он не руководит милицией. Он руководит дорогами, постройками. Ну если ты руководитель города, если беспредел такой творится, ты должен был помочь! Тем более, что в городе нас называют «друзьями». Я бы в такой ситуации помог. Приехал бы, посмотрел, в каких условиях ребята находятся в тюрьме, в ИВС, — остановить беспредел. С другой стороны, я понимаю, что он был бессилен. Все приказы были из Минска.
Позвонил редактору, сказал, что меня задержали. Позвонил брату. В тот момент, когда один из конвоиров услышал, что я звоню, подлетел, дубинкой дал, забрал телефон.
Меня, жену, двух сотрудников и ещё каких-то людей завезли в РОВД Октябрьского района Гродно. Начали выводить. Меня выводили первым. Там кричали: «Помеченного выводи! Помеченного!». Я даже не понимал, что значит «помеченный». Кто такие «помеченные»? Я подумал: помеченные — значит, журналисты. Помню, что в два ряда выстроились сотрудники и меня начинают вытягивать. Очень страшно было. Я не знал, что будет. Самое страшное было, что закопают где-нибудь, что никто не узнает где.
Провели меня через этот ряд. Я уже не помню, били они меня или нет. Смеялись, издевались, что журналиста поймали. Смеялись, что «вот, фотографировать больше не будешь», начали ноги крутить, ласточку какую-то делать. Я кричу: «Ребята, я журналист! Успокойтесь!». Про жену кричал, чтобы её не трогали.
Потом нас всех разделили. Меня завели в какой-то… отстойник или как он там называется. Для прогулок заключённых. Поставили. Я сказал, что не буду стоять, у меня нога болит. На тот момент, после растяжки, что они там делали, у меня нога заболела. В знак протеста я сел. Мне уже было принципиально. Мне никто из них ни слова не сказал. Я видел, как ребят привозили, ставили к стенке — руки вверх, ноги на ширине плеч. И говорю: «Ребята, садитесь. Ничего они с нами не сделают. Нас не убьют. Всё будет хорошо».
Руслан Кулевич
Через пять минут меня вывели и завели в какой-то бокс. Там они сортировали вещи: где чьи, подписывали и в пакетик с фамилией клали. Я увидел свои вещи, вещи жены.
Мне они пытались подкинуть балаклаву чёрную и бело-красно-белый флаг. Я говорю: «Ребят, я вижу, что вы делаете». Даже логически: как журналист может идти с флагом и балаклавой на какое-то мероприятие? Я сказал, что всё вижу и они ответят по закону. Потом они отвернулись и мне сказали тоже отвернуться.
В итоге по выходу мне дали эту балаклаву, когда уже освободили, и бело-красно-белый флаг. Я говорю: «Это не моё, вы подкинули мне это!». На выходе я им это и отдал.
Потом меня повели на допрос через какой-то двор. Во дворе сотрудников 30. Все в масках. Пару человек без масок. Такие все крутые — в чёрных майках, крутят дубинками. Я сказал, что идти не могу, чтобы мне помогли дойти, — и лёг на землю. Они начали смеяться. Человека два-три вышли из этой всей смеющейся братии, взяли меня под руки и потянули. Один был в маске, другой — без маски. Добрые лица. Не знаю, кто это, но они меня повели.
Я не ожидал, что будут так издеваться. Я думал, раз журналист, то будут нормально относиться, как к интеллигенту.
Меня завели на третий этаж. Там я общался со следователем. Он тоже сначала неуважительно, матами говорил. Капитан, фамилию не помню. Потом я говорю: «Взгляните на мои вещи». Открыл мои документы. Там лежала международная пресс-карта, удостоверение и бумажка «в случае задержания позвоните мэру города» и номер мобильного мэра. Он вышел. Пообщался с кем-то. Тогда его отношение немножко поменялось. Пришёл ещё один человек в маске. Тоже сначала с матами: «Так, быстро ноги раздвинул!». Кто-то ему сказал: «Это журналист». Меня не раздевали, как других, полностью.
Составили протокол, сказали, что я участвовал в несанкционированном массовом мероприятии. Как я мог участвовать? Говорит: «Подписывайте». Я говорю: «Подписывать не буду». Ну ладно, не будешь, так не будешь. И всё. Повели через коридор в изолятор.
Пока вели, тоже все смеялись. Помню, проходит один, дубинкой крутит, вроде бы он омоновец: «Ну что, попался? Больше не будешь фотографировать!». Я говорю: «Я журналист. Я выполнял свою работу». Посмеялись и повели меня. Завели в камеру. Там был парень. Его возле магазина взяли, выходил из магазина, с рыбалки, рыба лежала в машине. Пиво купил. Потом ещё двух парней, строителя и инженера. Просто люди шли домой. До такой степени был беспредел, что они брали случайных прохожих.
Я не знал, что с женой. Оказывается, её отпустили ночью по состоянию здоровья: ей плохо стало.
На следующий день вечером был суд. Пришёл судья. Я уже раньше его видел, он судил ребят по политическим мотивам ещё до выборов. Он мне начинает сразу приговор выносить, я говорю: «Нет. Я журналист. Позвоните мэру. Позвоните в пресс-службу МВД». Он вышел. Пришла какая-то женщина, снимала на телефон. Сказала представиться. Я говорю: «Журналист Руслан Кулевич. Позвоните в пресс-службу МВД. Они меня знают».
Она позвонила. Ей там сказали, что «он фактически не журналист». Фактически! Как это? Меня приглашал на пресс-конференцию начальник РУВД, который давал комментарии по всем событиям. Даже когда Шуневич, бывший министр, приезжал в Гродно на открытие здание новой милиции, они меня пригласили. Молодые пацаны там сидят, с которыми я даже мог пиво попить. Нормальные ребята. Журналисты, только в погонах.
Судья вышел куда-то. Проверять мои документы, у меня было много аккредитаций с футбольных и хоккейных матчей. Я предполагал, что меня задержат, поэтому взял всё, что у меня было.
Он приходит очередной раз и говорит: «Ну, Руслан Вячеславович, я плохой судья. Так и напишите в своих мемуарах. Семь суток ареста вам. Приводите свои документы в порядок». Я попросил позвонить брату, чтобы узнать, что с женой, чтобы маме сказал. Его секретарша записала номер, позвонила, как я понял.
Спустя месяц родственник этого судьи написал мне: «Тебя кто судил? Этого судью сейчас в списки карателей внесли. Можешь повлиять, чтобы его убрали?». А я вообще не знаю, кто его туда внёс. Я вообще об этом списке не слышал. Но если он приехал судить конвейер, значит он причастен. Я не знаю, кто его внёс в список карателей. Я никого не просил.
Когда-нибудь я его просто встречу и посмотрю ему в глаза. Я думаю, что он уже сам осознаёт, что сделал.
Дал мне семь суток ареста. В камере сидели трое ребят: кузнец — народный мастер, сотрудник МЧС и ещё какой-то парень, которого на велосипеде взяли. Всех — за гражданскую позицию. Разговорились, как-то стало на душе легче.
Эти двое суток нас не кормили. На досках спали. На нарах, без матрасов, без постели. Пили воду только. Думали, ну ладно, семь суток продержимся.
В обед третьего дня открылась «кормушка»: «Вам передача». Передача от жены: моя одежда, сладости, книга моя. Я ей заранее сказал, если меня задержат, передай мне мою книгу. Мужикам в камере делал презентацию. Они говорили, что это лучшая презентация, на которой они были.
Сел и расплакался. Наверное, от счастья, что узнал, что с женой всё в порядке. Она до дома добралась, значит, всё спокойно. Я уже могу семь суток спокойно сидеть. Хотя была чуйка, что семь суток так просто не пройдут. Потом могут ещё что-то приписать. В камере утешали себя: «Не сидел — не беларус!».
Затем опять эта «кормушка» открылась: «тут вам привезли…». Воду, печенье передали. Вода — крещенская. Я понял, что священники привезли воду и продукты, вещи первой необходимости. Потом обед нам принесли… Нормально покормили: макароны, котлета, суп.
Руслан Кулевич
После того как получили передачки, когда нас покормили, стало веселей как-то. Общались, играли «в города». Настроились сидеть семь суток. Потом мой адвокат приехала и спросила, буду ли я подавать на обжалование или ещё что-то. Я ответил, что не могу писать, болит рука. Даже не рука, а руки. Потому что левой тоже не мог ничего делать. Адвокат за меня написала заявление в ИВС – обжалование.
Ужин принесли. Потом резко пришли и сказали: «Собирайте вещи, поедете». Кто? Куда поедете? Думали, что в Волковыск повезут, куда-нибудь в колонию туда. Мы спросили: «Куда нас?». В ответ услышали: «Наверное, домой поедете». Мы не понимали, что происходит. Нам выдали личные вещи, сказали за что-то расписаться, вроде бы за питание. И вывели.
Всё. Идите, куда хотите. Это было странно. Я подхожу к прохожему, говорю: «Дайте, пожалуйста, пять рублей на такси, денег нет у меня. Я вам потом отдам». Он говорит: «Я вас знаю, Руслан. Всё нормально. Вот вам деньги». Я забыл у него попросить позвонить. Подхожу к другому человеку на улице, говорю: «Дайте, пожалуйста, позвонить». А у меня обувь без шнурков, грязный. Она сначала прошла мимо, потом возвращается: «Вы извините. Я вас знаю. Конечно, звоните, куда хотите». Мы вызвали такси. Я доехал домой.
Через 15 минут приезжает мой коллега снимать, мол, нашего журналиста Руслана Кулевича отпустили — свежее интервью. В тот момент убежала наша собака. Я эту собаку и держал на руках.
Это потом стало тем моментом, что пропагандисты стали использовать против меня. Они скриншот сделали с видео: вот, он собаку держит, какие у него поломанные руки? Но они не показали дальше, что на видео я показываю опухшие руки. Поднимаю майку и показываю удары дубинок. Это не показали. Да, я мог писать. Но руки были сломаны в кистях, закрытые переломы.
Утром мы поехали делать снимки и снимать побои. Снимки показали, что руки перебиты. Нужно гипсы накладывать. Отсканировали голову. Лёгкая черепно-мозговая травма. Сказали на госпитализацию, потому что я был в очень стрессовом состоянии. Меня положили на пять дней.
Там, в больнице, начал вести рубрику «Больница-News». Снимал пострадавших. Там был басист из группы DZIЕCIUKI. Его побили в первый день. Ребята-айтишники, которых побили числа 10-го — 11-го.
Помню, как мы смотрели прямую трансляцию, когда 50 000 человек в Гродно выходили. Как на площади мэр города отчитывался. Как у начальника РУВД спрашивали про меня на заводе рабочие «Азота». Чувствовалась гордость за людей, потому что они солидарны. В один момент мне позвонили в больницу — на площади несколько десятков тысяч человек. Они поставили мне микрофон, и я из больницы благодарил людей за поддержку и сожалел, что сейчас не с ними, что без фотоаппарата и лежу в больнице.
После моей выписки из больницы начали заниматься здоровьем жены — у неё начались осложнения. В один день, когда я сидел в больнице и ждал жену, мне начали поступать сообщения и звонки в WhatsApp, Telegram, Instagram, Facebook, Viber. Я не понял, что произошло.
Мне писали: «Гасись! Тебя хотят задержать! Уезжай!». Ну что это? Фейк? Потом мне прислали скриншот, что в Telegram все мои данные, данные жены, адреса. Начали домой звонить, маме. Я не был готов к этому, меня затрясло. Я беспокоился за себя и свою семью. Информацию опубликовали в Telegram-канале «Жёлтые сливы». Я думаю, что этот канал пресс-служба МВД или КГБ ведёт, только у них могли быть такие данные.
Мы уехали в деревню. Спустя несколько дней мне позвонили и сказали, что меня показали по ОНТ: то же самое, что опубликовано в этих «Сливах». Силовики начали давать информацию на телевидении.
Мы вернулись в город. Вроде бы всё успокоилось. Через какое-то время опять начали звонить, писать, говорить, что по телеку показали. В этот раз уже на БТ.
Так продолжалось месяц. Показывали, что-то писали. Я никому не отвечал. Молчал, можно сказать, до конца августа.
Продолжал писать, работать. Но разные угрозы сыпались.
Начали звонить домой, звать жену, чтобы она грудь показала за донаты. Начали её страницу в Instagram мониторить. Это, наверное, самое страшное. Давление со всех сторон.
Сейчас они могут любого человека задержать и потом уже дело придумать, обыск провести или ещё что-то. Мы не защищены сейчас вообще никак. Законы не работают в стране. Адвокаты не могут защищать, потому что их тоже садят. Идёт война. Война против своего народа.
Милиция не хочет понять, что люди, которые выходят, они с мирными намерениями. Журналисты хотят показать правду. Они готовы освещать и ту сторону. Вы обратитесь, расскажите. Я писал некоторым омоновцам, предлагал им, чтобы они рассказали свою историю, про давление на них. Чтобы не думали, что журналисты показывают одну сторону. Я готов был и вторую сторону показать. Они говорят: «Ой, нас и так считают преступниками. Нечего уже рассказывать». Никто пока не обратился.
Если раньше они меня приглашали на разные пресс-конференции, здоровались за руку, то сейчас — нет. И никаких комментариев. Ничего.
Я даже не знаю, поздороваюсь ли с мэром. В пресс-службу МВД больше не звоню. Независимые журналисты стали, наверное, врагами. Врагами государства. Настоящие журналисты, которые полностью отдаются работе.
Как-то командир ОМОНа сказал мне: «Иди пиши свои книжки!». Я ответил: «Я бы с удовольствием писал книжки, если бы не эта ситуация в стране».
Я хочу дальше писать книги. Буду ли я писать про события, которые сейчас происходят, — не знаю. Наверное, не я один это должен делать. Редакция Hrodna. life, которая может выпустить эту книгу про события.
Сейчас многие журналисты не могут работать спокойно. Я боюсь потерять людей, проводников, информаторов довоенного периода. Я хотел выпустить третью книгу по их воспоминаниям. Сейчас я не могу к ним приехать.
Многие события похожи, те же 1930-е годы. Репрессии, интеллигенция. Или тридцать девятый год. Гродненцы защищали город от вхождения Советов, коммунистов. Оборона была, когда молодёжь шла на защиту города.
Я чувствую что-то похожее было 9−10 августа. Люди мирно выходили на защиту города, а в них стреляли. И как раз события происходили в тех же местах: центр города, улочки, мост старый. Всё это, как и 80 лет назад. Обидно, что из-за всех этих событий, я могу потерять людей, которым по 90−95 лет. Которые ещё могут рассказать про те моменты исторические, о которых они не говорили никому в жизни. Их воспоминания…
Они родились в нашем городе, которые пережили приход коммунистов в 1939 году, смену власти, первые Советы, немцев, вторые Советы, становление независимой Беларуси. Им есть с чем сравнить. Мы сейчас должны к ним обращаться и прислушиваться, потому что они пережили всё это. Столько этих периодов, столько оккупаций…
В начале 2022 года журналист создал в Белостоке медиапроект MOST Media (о жизни беларусов в Польше). Также в Белостоке работает коворкинг для беларусских журналистов и Руслан участвует в создании местного комьюнити.
Условия перепечатки
Мы разрешаем полную или частичную перепечатку наших материалов.
Обязательна активная прямая гиперссылка на страницу-оригинал публикации. Эта ссылка должна размещаться в начале перепечатанного материала, в лиде или первом абзаце.
При перепечатке, полной либо частичной, запрещены любые изменения текстов, заголовков, фотографий (если они авторские).
При перепечатке материалов проекта «Пресса под прессом» мы просим указать, что этот материал взят из проекта Press Club Belarus «Пресса под прессом», где мы собираем свидетельства репрессий против независимых медиа и журналистов в Беларуси.
